Ромео и Джульетта под куполом цирка (У. Шекспир. "Ромео и Джульетта"

На проходящий в Москве Третий международный фестиваль имени А.П. Чехова русская провинция представила четыре коллектива. Среди них - Белгородский драматический театр имени М.С. Щепкина, недавно отметивший свое 60-летие.

В последние годы на общем фоне изрядной растерянности этот театр стал своего рода экспериментальным центром в провинции, привлекая внимание художественными новациями, которые вносят сюда приглашенные на постановку режиссеры разных школ и направлений. ( В областном центре это многообразие оправдано и тем, что здесь один основной драматический театр.) Резко помолодевший состав труппы тоже способствует свежести подходов и изменению репертуарной политики театра. Направляют и руководят этой 'перестройкой' два лидера белгородского театра: главный режиссер Алексей Литвин, а прежде всего, пожалуй, директор с 25-летним стажем Виталий Слободчук, главный девиз которого: 'Производство во всем должно идти за художником'. Он старался все сделать, чтобы привезенный в столицу спектакль 'Ромео и Джульетта' мог конкурировать с постановками известных зарубежных коллективов - недаром же русский мужик сумел блоху подковать и тем самым удивить весь мир... Слободчук при отсутствии государственной дотации нашел в области деньги для реконструкции сцены, приобретения новой светоаппаратуры и нескольких километров разноцветной клеенки для костюмов, чтобы лихо задуманный режиссером Михаилом Мокеевым спектакль про осовремененных, разумеется, Ромео и Джульетту смог материально реализоваться. Риск, конечно, был очевидный, но в конце концов директор сделал себе и городу подарок, преподнес зрителям Вильяма Шекспира в авангардной упаковке едва ли не самого модного в Москве художника Юрия Харикова.

Судя по праздничному началу спектакля с парадом-алле и забавному прологу с двумя полуголыми бардами с гитарой, поющими куплеты на бис, зрителю предстояло увидеть красочное театральное шоу, напоминающее цирковой балаган, но никак не трагедию о двух юных героях, решившихся на самоубийство. Мне было безумно интересно знать, как же все-таки режиссер Мокеев сумеет соединить трагический финал пьесы с предложенной художником формой итальянского карнавала. С другой стороны, почему бы и нет, ведь действие происходит в Вероне, да и Феллини в своих фильмах, где комедия переплеталась с трагедий и рождала удивительный сплав, прибегал к карнавализации жизни. С полным знанием законов итальянского театра дель арте Мокеев представляет действующих лиц пьесы как ряженых трубадуров, разыгрывающих трагикомический фарс о любви Арлекина-Ромео и нимфетки Джульетты. Перед каждой сценой выходят два клоуна и брутально дурачась, начинают веселить публику. Этот каскад шуток и трюков продолжается в течение всего спектакля. Ромео выезжает на велосипеде, Джульетта, по- бабьи закутанная платком, пиликает на гармошке, а ее отец синьор Капулетти появляется... в ванной.

Судя по всему, режиссер хотел приблизить известную всем историю вражды Монтекки и Капулетти к нашей действительности, превратив Ромео и Джульетту в отбившихся от дома тинэйджеров, разгуливающих в сомнительных компаниях с голодными бардами и переодетыми в женское платье юношами. Поэтому он решил изъять из спектакля какую бы то ни было романтику и тем более лирику. Да и какая может быть лирика у героев, качающихся на трапециях и произносящих любовный текст, свесившись по-обезьяньи вниз головой? Отверженные, предоставленные улице дети и занятые собой родители поневоле участвуют в безумном карнавале жизни, где нет ни нравственных ориентиров, ни моральных ценностей. Естественно, что непонятно как возникающая любовь между Ромео и Джульеттой выглядит аномалией, чем-то противоестественным в этом обезумевшем мире, и, конечно, она должна погибнуть. Недаром художник Хариков придумывает фокус с разделением сценического пространства на две части: то, что происходит на земле, - похоже на кафканианский кошмар пляшущих под чужую дудку человечков, а то, что вверху, в космосе, - это прекрасно. С небес спускается на бал Джульетта, туда же уносится умирать Меркуцио, там будут жить вечно тайно обвенчанные юные супруги.

Все это выглядит удивительно красиво и в то же время отдает холодом. Замахнувшись на самую популярную трагедию Шекспира, режиссер устраняет психологические мотивы поведения как у главных, так и у второстепенных персонажей, ставя на первое место техническое мастерство актеров-эквилибристов. Конечно, зритель радуется пластичности молодых исполнителей, прекрасно владеющих своим телом, но, увы, не владеющих (впрочем, и не ставящих перед собой такой задачи) внутренним миром своих героев, ключ к которым не подобран режиссером. И все-таки время от времени вопреки хитроумной конструкции 'а-ля комеди' возникает живой человеческий голос, всплывает мудрое лукавство, идущее из глубины сердца все понимающего артиста, не желающего превращаться в марионетку.

Лично для меня спектакль начался не с первого затяжного поцелуя Ромео и Джульетты, напоминающих сцепившихся клювами танцующих пеликанов, а с появления на стоге сена брата Лоренцо в исполнении Виталия Старикова, в котором был и добрый юмор, и раблезианский дух. Даже крохотный эпизод с синьором Монтекки, убедительно сыгранный Владимиром Ярмаком, вселял надежду, что если бы Мокеев не был так сильно занят своим режиссерским самовыражением, а больше доверял артистам в проявлении внутренней сути их образов, то спектакль получился бы не только пародоксально эффектным, но и внутренне содержательным.

Конечно, директор Белгородского театра Виталий Слободчук все сделал для того, чтобы поставленный с бродвейским размахом спектакль, по себестоимости, похоже, не уступающий самому дорогому в Москве 'хиту' 'Трехгрошовая опера' в Сатириконе, в очередной раз удивил профессионалов. Но (это уже не к нему, а к режиссуре) яркая форма все-таки не способна заменить артиста с живой душой, и молодым исполнителям надо еще долго, упорно учиться. Поэтому представляется оправданной и такая перефразировка Шекспира: 'Нет повести печальнее на свете, чем повесть без Ромео и Джульетты'.

Газета "ТРУД-7", No.096, 05-28-98.