Всё это - Михаилу Щепкину! Театральный фестиваль в Белгороде (2013 г.), часть II

Забвенье надо заслужить...

Два спектакля, показанные на белгородском фестивале «Актеры России - Михаилу Щепкину», о которых мне выпал жребий написать несколько слов, на первый взгляд, не имеют точек соприкосновения. Действительно, что может быть общего у таких стилистически разных, не схожих постановок, как «Петля», поставленнаяСветланой Враговой в Московском драматическом театре «Модернъ» по пьесеРустама Ибрагимбекова, и трагикомедия «Забыть Герострата!» режиссера Юрия Иоффе, обратившегося в Белгородском государственном академическом драматическом театре им. М. Щепкина к драматургии Григория Горина? Но вновь и вновь мысленно возвращаясь к увиденному, уходя от эмпирики первых впечатлений к детальному анализу этих спектаклей, исподволь понимаешь, что их совершенно определенно объединяет одна глубинная тема - тема ответственности за все то, что происходит с тобой, вокруг тебя, при тебе...

Спектакль Светланы Враговой есть сложный, во многом спорный диалог с историей, со временем. Убийство Распутина, жизнь русских эмигрантов в Париже, судьба России - драматург и режиссер не сглаживают «острые углы» и не избегают болевых точек. Но сослагательный тон этого диалога - «как все могло бы быть»? - не предполагает готовых ответов и бытового правдоподобия.

Сценическое пространство, созданное художником Ларисой Наголовой, реально и инфернально одновременно. При всей детальности обстановки - столах, книжных полках, лампах, на стенах комнаты, где в Париже вынужден жить русский полковник Субботин, проступают следы ржавчины - от времени, от крови, от безысходности ли; а сама она напоминает, скорее, каюту накренившегося на один бок терпящего бедствия корабля. Так искажено, измучено сознание главного героя. Субботин заслуженного артиста России Олега Царева - изможденный, уставший офицер, чья честь запятнана участием в страшном убийстве Григория Распутина. Выход для него - лишь петля, красноречиво висящая в центре, позорная смерть, которой можно попытаться искупить вину. Сквозь неведомо как образующиеся щели то здесь, то там появляется и сам старец - порождение болезненной фантазии героя, двойник, задающий слишком непростые вопросы - в чьих руках оказалась бы судьба Отечества, если бы не было того убийства, пришли бы к власти большевики или императорская семья была спасена?.. Распутин Владимира Левашова до ужаса реален, а его то пристальный, молчаливый взгляд, то резкий окрик, то нестройный перебор гитары способны свести с ума.

Чужбина здесь - понятие метафорическое, поскольку внутренний разлад Субботина с самим собой ничуть не меньше его географической удаленности от Родины.

Наполнена и эмоциональна сцена Субботина-Царева и ротмистра Коновалова, которого играет заслуженный артист России Сергей Пинегин. Предатель поневоле, этот Коновалов тоже хватается за соломинку - а быть может, и вправду рвануть в Рио-де-Жанейро? Ведь тогда не придется стрелять в полковника, становится конченным подлецом. И этот момент внутреннего сомнения сыгран актером сильнее и глубже, нежели «балансирование на грани» - с нацеленным в висок бывшего друга пистолетом. Именно ему будет в финале принадлежать вопрос - что же это за страна такая, из-за которой лишают всего - дома, семьи, жизни?

Никогда не поймет загадочной русской души Жюль в замечательном, тонком и точном исполнении Константина Конушкина. Кашемировое благородно бежевого цвета пальто, белый шарф - полный достоинства француз так и не обретет счастья и взаимной любви. Как не поймет, не примет и не поверит Субботину американский писатель - заслуженный артист России Леонид Трегуб.

Но чреда трагических событий спектакля вступает в конфликт с откровенными мелодраматическими ходами - историей Нины, в юности уже встречавшейся с Субботиным в номере провинциальной гостиницы, а теперь решившей во что бы то ни стало спасти не жизнь его, так хоть честь. И здесь все средства хороши - от воспоминаний о прошлом до рассказа об общем сыне, якобы живущем здесь же, в Париже. А потому героиня заслуженной артистки России Елены Стародуб более убедительна в первой части спектакля, нежели в финальной сцене прощания.

Мелодраматизм прорывает драматическую ткань спектакля, отчего пропадает заданная двойственность, а трагическая тема личной ответственности грозит раствориться в любовных перипетиях. Но жестко выстроенная линия Субботина-Распутина и замечательный актерский дуэт Царева-Левашова вновь и вновь возвращают зрителей к главному. Смерть героя неизбежна, но что это будет - пуля или петля?.. И станет ли это ответом на горькие раздумья о судьбе России?

Иная страна, иная эпоха в трагикомедии «Забыть Герострата!». Но здесь «век нынешний и век минувший» сшиты режиссером достаточно грубыми нитками. Попытки Человека театра - замечательного, органичного Дмитрия Гарновавмешаться в исторические события и соединить воедино прошлое и настоящее, игру и реальность, театр и жизнь, увы, остаются лишь на уровне текста. При всем том, что и пьеса Григория Горина, и сама тема требуют глубоко личностного участия актеров, иной системы взаимоотношений актер-персонаж, что подразумевает внебытовой способ сценического существования каждого персонажа, некую иную, игровую реальность. И с талантливой, виртуозной труппой белгородского театра это можно было бы сделать.

Все попытки пробиться к смыслу спектакля наталкиваются на грубую бутафорскую театральную фактуру. Тонкая материя актерского духа, затмевается плоскостной сценографией Анастасии Глебовой с видеопроекцией горящего храма Артемиды, вычурными, псевдоисторическими костюмами.

При всем уважении к заслуженному артисту России Виталию Бгавину (как он великолепно работает в спектакле «На дне» Валерия Беляковича! Какой интересный, трагичный у него получился Барон!), для выстраивания взаимоотношений с сегодняшний днем, современным зрителем мало выходов Тиссаферна на авансцену и его публичных обращений в зал (ах, как не хватает здесь брехтовского остранения!). А потому нет остроты, а остроумный, разоблачающий текст Горина звучит лишь как отдельные комические репризы.

С неведомой целью режиссером будто тисками сжат темперамент обаятельнейшейЭвелины Ткачевой, чья Клементина опасна в своей красоте и неостановима в движении к заветной цели - славе.

Практически лишены живых моментов Эрита заслуженной артистки России Ирины Драпкиной и Юная жрица - Алена Беседа. Даже актеру Игорю Нарожному в колоритной роли Тюремщика словно не дают «разгуляться»!

Может, чуть больше свободы дано исполнителю главной роли Игорю Ткачеву (если б это не было так, чего ради ставить спектакль об этом герое?!). Физическое пространство Герострата уменьшено до размеров тюрьмы-клетки, которую при желании - с его силой и мощью - он мог бы разнести на куски! Но он находится здесь сознательно, и уходить никуда не собирается. Актер достойно справляется с непростой задачей - передать притягательность зла. Его убежденность в собственной правоте и безнаказанности страшны! Вот уж воистину, сильнее силы богов наглость человеческая!

Но все же есть в спектакле один персонаж, которого сыграть всегда бывает весьма непросто в силу совершеннейшей положительности образа и даже резонерских мотивов. Речь об архонте Клеоне, роль которого исполняет Андрей Зотов. Без суеты, сменив гнев гражданина на беспристрастность судьи, он поначалу совершенно уверен в неизбежности наказания подлеца Герострата. Но постепенно, от сцены к сцене он теряет эту веру - в закон, в справедливость, в людей, наконец. «Что делать судье в городе, где царит беззаконие?» - негромко вопрошает Клеон, адресуя этот вопрос лишь самому себе. И, взявшись за метлу, начнет тщательно, монотонно убирать тюремные коридоры. Если теперь его дело быть надзирателем, то и это он должен делать хорошо. Только так он остается верным самому себе. И потому, быть может, все сошлось в последней сцене спектакля! Лишь вмешательство Человека театра помогает остановить лихое, нагловатое, безудержно-смертоносное сиртаки Герострата, и Клеон протянутым ему кинжалом ставит финальную точку. В историю, Герострат, в историю!..

Имя поджигателя храма Артемиды еще долгие века будет синонимом подлости, предательства, вероломства. И это справедливо. Ибо забвенье, прощение, покой надо уметь заслужить.

...Двадцать дней терзался архонт Клеон. Двадцать лет не находил покоя полковник Субботин. Двадцать столетий длится новая эра, каждому из нас задавая свои вопросы...

«На дне» сего дня

Хрестоматийная горьковская пьеса «На дне», которую Валерий Беляковичпоставил в Белгородском драматическом театре, наталкивает на размышления о сегодняшнем дне (в обоих смыслах) именно благодаря тому, как сделан спектакль. Белякович основательно «перемонтировал» материал пьесы, сгруппировав темы так, что они стали более выпуклыми, и выложил из них плотную мозаику, при этом каждая тема отчетливо звучит в общем хоре. Постановщик выбрал плакатный, подчас даже рекламный стиль подачи текста: актеры говорят в зал, на зрителя, обращаясь к нему, словно герой плаката «А ты записался добровольцем?»

Очевидно, взаимодействие с аудиторией является здесь приоритетом, ей адресован основной посыл. Это дало возможность критикам во время обсуждения даже заявить, что в спектакле появился новый герой - русский народ, тот, который присутствует в зале. Создается даже ощущение, что, когда актеры говорят в зал, они делают это с почти одинаковым темпераментом. Таков вынужденно «усредненный», форсированный темперамент человека, попавшего на телевизионное ток-шоу, которому за отведенную минуту надо успеть выкрикнуть на камеру все самое важное, «проломиться» со своей идеей сквозь хор оппонентов, донести до умов и сердец свою мысль - будь то мысль о том, что человека надо пожалеть, или, наоборот, не жалеть, а уважать. Классические монологи, известные со школьной скамьи, приобретают звучание лозунгов и манифестов.

Такая подача информации свойственная современной медийной культуре, но она оправдана структурой пьесы, где темы перемешаны, а герои говорят будто одновременно, как в мультиэкранном режиме. Вот такой режим моделирует в спектакле и Белякович, отчего создается ощущение, что у режиссера в руках пульт дистанционного управления, и он постоянно переключает каналы. Вот политическое ток-шоу, где Сатин, словно на камеру, говорит о том, что ложь - религия рабов и хозяев, а Клещ - о том, что нет жизни и работы. Настя, читающая чувствительный женский роман, - почти что героиня из мексиканского сериала, недаром она бредит каким-то Раулем. Вот социально-бытовое шоу, где обсуждают любовный треугольник, в вершинах которого - Васька Пепел и сестры Василиса и Наташа. А на канале криминальной хроники - подробности убийства содержателя ночлежки Костылева и информация о самоубийстве Актера... Кстати, на любовном треугольнике было желание задержаться подольше, настолько удачно эти страсти разыгрывают Дмитрий Гарнов, Эвелина Ткачева и Вероника Васильева.

Таким образом, Валерий Белякович становится полноправным соавтором Горького и преподносит нам картину не просто социального, а социально-культурного дна. Его характерные признаки - спившийся Актер, который забывает слова многократно произносимого в прошлом монолога, и бывший интеллигент дворянского происхождения Барон, который готов лаять, чтобы получить на опохмел двугривенный от вора Васьки Пепла (здесь явная отсылка к современному моральному облику интеллигенции, согласной за подачку служить власти).

Совершенно необычным получился Лука в исполнении Ивана Кириллова. Он не похож не евангельского старца, как его принято изображать, он - сильный, полный энергии мужчина, тип мудрого политика-проповедника с навыками психотерапевта. Он, скорее, напоминает политзека, осужденного за агитацию против власти и освободившегося из лагеря. Лука здесь не уводит в заоблачные дали, он «задает повестку дня», предлагает обитателям ночлежки новые возможности. Он провозвестник революции, недаром спектакль начинается с горьковского «Буревестника», которого читает Лука. И речь, видимо, идет прежде всего о революции в культуре, в отношении людей друг к другу.

Интересно и сценографическое решение спектакля, построенное на вертикальных и горизонтальных ритмах. Авансцена является исповедальной горизонталью, откуда герои проговаривают в зал свои монологи. Ряд двухэтажных металлических нар на среднем плане - словно вертикаль лифтов, опускающих героев в преисподнюю или поднимающую их в небеса. Эти нары также похожи на трибуны, с которых, как с амфитеатра, обитатели ночлежки слушают исповеди других героев этой греческой драмы. Наконец, на заднем плане почти всегда присутствует некая движущаяся человеческая масса, «поставляющая» героев для первого и второго планов.

«На дне» в Белгородском драмтеатре - пример того, как можно в современном ключе трактовать классику, когда избитая, казалось бы, пьеса школьной программы превращается в яркое, напряженное, динамичное зрелище благодаря режиссерскому эксперименту с формой и переосмыслению дореволюционных, но отчего-то по-прежнему актуальных тем.

Они остаются с нами...

Белгородский фестиваль завершился спектаклем Центрального академического театра Российской Армии «...А я остаюся с тобою» по пьесе Владимира Гуркина «Саня, Ваня, с ними Римас». В последние годы эта пьеса становится популярной: основанная на реальных событиях, она воспевает красоту подлинного чувства и искренность человеческих отношений в суровые годы войны. Возможно, это то, чего сегодня не хватает, - не войны, разумеется, а подлинности.

Но бытовая простота пьесы обманчива, поэтому, может быть, самые удачные постановки ее состоялись в маленьких провинциальных театрах, близость же театра к «центру цивилизации» становится для актеров дополнительной сложностью. В частности, когда актрисы театра Российской Армии произносят на сцене просторечное «чё», оно не маскирует эталонной московской речи и столичных же интонаций и поэтому не может нас обмануть. Точно так же, как в сцене расставания Александры и Ивана современное, красивое (и, очевидно, дорогое) нижнее белье на актрисе явно противоречит суровому советскому, к тому же военному, быту приуральской глубинки, северного поселка, где живут сплавщики леса. Слишком нестройно (плохо отрепетирована или плохо прочувствована?) звучит и песня про казака, а ведь она - едва ли не ключевой эпизод в пьесе, эта песня скрепляет собой все повествование. Даже поллитровая банка со спиртом превращается в спектакле в трехлитровую, и Иван пьет из этой банки якобы чистый спирт, не запивая и почти не морщась! Вот такая необычная символика русской удали и русского же отчаяния, волнения от предстоящей встречи Ивана с женой после восьми лет разлуки.

Постановка начинается с того, что люди сидят и слушают трагический финал радиоспектакля «Анна Каренина». Это театрализованное начало задает тон всей постановке. Возможно, режиссер Андрей Бадулин изначально не претендовал на достоверность, но то, что получилось, - это идеализация и поэтизация реальной истории, случившейся в трудовом тылу реальной войны. Из-за этого спектакль воспринимается несколько рафинированным, и актеры (в основном, женская часть труппы), как показалось, разыгрывают все-таки пьесу, а не характеры.

Лучшая сцена в спектакле - это, пожалуй, сцена встречи Ивана (Сергей Колесников), которого уже перестали ждать с войны, и участкового милиционера Римаса (засл. арт. РФ Андрей Новиков), который хочет жениться на Сане, жене Ивана. Актерам удалось сыграть напряженное противостояние мужчин, которые теперь не знают, кто они - друзья или уже враги. Римас спас Ивана от грозящего ему ареста по доносу председателя колхоза, и вот теперь Иван хочет вернуть себе женщину, которую Римас успел полюбить. Сильно сыграна и сцена, в которой Иван показывает, как он перегрыз горло немецкому конвоиру и сбежал из плена. Возможно, Римасу в спектакле не помешал бы легкий прибалтийский акцент, но достойную сдержанность героя, его глубокое, зрелое чувство к женщине актеру удалось передать вполне. Как и убедить зал в том, что глубоко порядочный Римас мысленно «отказался» от Сани и своего счастья с ней уже в тот момент, как остался наедине с Иваном. Один из финальных эпизодов, когда двое мужчин молча сидят и курят, уже внутренне примиренные, сыгран с юмором и оставляет чувство облегчения, хотя синхронное перебрасывание ноги на ногу - несомненный штамп из набора для «капустников», но в контексте данного спектакля - вполне невинный.

Фотогалерея