Пресса
Когда не хватает слёз... (А.Островский. "Последняя жертва")
БГАДТ им. М.С.Щепкина. А.Островский. «Последняя жертва».
Режиссёр А.Слюсаренко. Художник В.Фрумсон.
«Я не взволнованный художник. Я профессионал», - заявил в предпремьерном интервью режиссёр Анатолий Слюсаренко. И на сто процентов подтвердил сказанное своим спектаклем.
Режиссерский профессионализм (притом весьма высокой пробы!) очевиден и бесспорен. Об этом свидетельствуют владение формой, культура постановки, интересное и разнообразное мизансценирование, внимание к острым, выразительным приёмам и деталям, четкая выстроенность внешних линий актерского взаимодействия. Все это заявлено с порога представления. Экспозиция спектакля - диалог Глафиры Фирсовны (засл. арт. России М.Русакова) и Михеевны (арт. А.Краснопольская) поставлен режиссёром в виде исполнения пронзительно-драматичной народной песни, постоянно прерываемой пересудами певуний-собеседниц о событиях в доме Юлии Тугиной. Использование ближнего и дальнего планов в решении сценического пространства спектакля (свободного, открытого, лишенного даже намека на «островский» бытовизм) у Слюсаренко весьма эффектно: герои не уходят со сцены, а удаляются в глубь её, становясь немыми свидетелями последующих событий.
Та же многоплановость заметна и в сцене на катке (о том, что режиссер весьма успешно поставил на ролики наших артистов, кажется, знают уже все белгородские театралы) - между катающимися завязываются, развиваются и развязываются параллельные основной линии действия сюжеты и отношения.
Световая партитура спектакля завораживает зрителя: сцена то погружается во мрак, то залита ровным ярким огнём, то предстает в мерцании прихотливо переливающихся лучей, а то вдруг на заднике рисуются лирические картины старого сада.
В костюмах прослеживается и символика цвета, и акцент на личностных качествах героев, причем в несколько гротескном выражении. Скажем, наряд Юлии Тугиной, выдержанный в тёмно-зелёном, говорит о надеждах молодой вдовы, головной убор, имитирующий монашеский платок, сообщает о праведности помыслов героини, а широкий кринолин компенсирует телесную хрупкость актрис, играющих роль состоятельной купчихи. Красный цвет костюмов Дульчина, естественно, подчеркивает страстность его натуры, молодцеватая бобровая шапка и воротник намекают на уровень притязаний господина, играющего в большого, блестящего барина, а несколько куцеватый покрой пальто - на его финансовые возможности. Благородные, спокойные тона одежды Флора Прибыткова (лилово-фиолетовые) и Глафиры Фирсовны (глубоко-синие) рассказывают о мудрости и жизненном опыте персонажей. Экстравагантные туалеты Лавра Прибыткова и его дочери Ирень рисуют натуры эксцентричные и претенциозные.
...В спектакле есть многое, что радует зрительский глаз, заставляет ахать от неожиданности постановочных решений, зачаровывает алхимически-просчитанной формулой полета режиссерской фантазии. Словом, вторая часть сформулированного А.Слюсаренко режиссерского кредо подтверждается полностью. Впрочем, как и первая - «взволнованного художника» в спектакле «Последняя жертва», действительно, нет. Этому можно радоваться, об этом можно сожалеть - факт остается фактом. Кажется, что в изобретательно сконструированный, чётко отлаженный, до мелочей выверенный механизм спектакля режиссёр забыл вложить одну-единственную мелочь - собственную душу.
Сниженность эмоционального градуса спектакля, отсутствие ясно сформулированной режиссерской сверхзадачи мешают нащупать сегодняшние болевые точки пьесы, прочувствовать актуальное звучание ее конфликта, осознать современность характеров Островского. Можно бесконечно наслаждаться острой характерностью исполнения роли Михеевны А.Краснопольской, метко подмечать чертиков в глазах и усталость в ногах у Глафиры Фирсовны М.Русаковой, от души потешаться над ужимками и прыжками Луки Д.Новикова, с удовольствием иронизировать по поводу «англичанских» амбиций Лавра Прибыткова И.Нарожнего, но хотелось бы увидеть за внешними проявлениями характеров внутреннюю историю героев. Но этого шанса режиссёр зрителю не даёт.
Как не даёт и шанса выломиться из некой заданности, запрограммированности и иным «центровым» исполнителям. В.Бгавин в роли Дульчина красив до помрачения рассудка особо впечатлительных зрительниц. И надо сказать, его лениво-снисходительная улыбка весьма уместна в сцене, когда Юлия одаривает Дульчина милыми безделушками. Так же, как объяснима горько-искривлённая усмешка в объяснении с Ирень. И оправданна циничная интонация в намерениях по отношению к Пивокуровой. И только одна, но самая важная сцена «стреляет» у В.Бгавина вхолостую - покаяние у Юлии. Сакраментальное «не верю» так и просится на язык, ибо логика развития характера Дульчина в спектакле никак не предусматривает такой кунштюк.
На роли Юлии Тугиной и Ирень Прибытковой режиссер выбрал двух актрис, играющих обе роли попеременно, - О.Бгавину и Н.Пахоменко. Образ Ирень каждая из них решила яркими, выразительными средствами. С Юлией же получилось сложнее - ибо игра на приёмах здесь не проходит. О.Бгавина рисует Юлию натурой простой, наивной, чистой, хотя и не лишенной природной весёлости и очаровательного женского кокетства. Порой кажется, что актриса изящно скользит по поверхности, не вторгаясь в глубину характера Юлии, а лишь обозначая его черты. От этого наиболее драматические сцены (падение на колени перед Прибытковым, последнее объяснение с Дульчиным) страдают неестественностью, психологическими пустотами.
Актрисе Н.Пахоменко, наоборот, удаётся наполнить роль эмоциональным содержанием, быть убедительной и в трогательной заботе Тугиной о любимом, и в гордом отрицании помощи Прибыткова, и в крушении мира её чувств и надежд. Однако развития образа Юлии, динамики ее внутренней трагической истории в спектакле не происходит. И ответы на резонные зрительские вопросы - оценила ли Юлия благородство Прибыткова, почему согласилась выйти за него замуж, каково было ей «вырвать» из сердца Дульчина и смогла ли она это сделать - остаются без ответов. Впрочем, публике не дают ни вволю поплакать (жанр «Последней жертвы» обозначен как мелодрама) над злоключениями героини, ни пустить слезу умиления, узнав что судьба ее счастливо (счастливо ли?) устроена. В заданном темпоритме действия, в калейдоскопической скорости смены картин, в эффектном сценическом обрамлении, увы, зрительское сопереживание не предусмотрено.
Пожалуй, только народному артисту России Н.Чернышу в роли Флора Федулыча Прибыткова удается по-настоящему затронуть нерв зала - не только мастерски точной игрой, но и живым, открытым чувством. Актер рисует образ исторически и социально масштабный, по-человечески интересный, по-мужски обаятельный. Н.Черныш даёт почувствовать, что в матером дельце обитает душа благородная и нежная. Каждая сцена Прибыткова с Тугиной в исполнении артиста окрашена особой интонацией, история отношения героя к этой женщине рисуется выразительными штрихами, тонкими и точными психологическими деталями. Каков подтекст взглядов, мимики, жестов, движений у Н.Черныша: оценивающе смотрит на Юлию в ее доме, бросается поднять её с колен, задыхается от нахлынувших чувств и точно расправляет крылья после поцелуя, что «дорогого стоит», мечется, не находя места, чтобы расстроить брак Тугиной с Дульчиным, спокойно и уверенно стоит подле невесты в последней сцене, готовый ее защитить, уберечь, подхватить на руки. Роль Прибыткова в исполнении Черныша, пожалуй, становится центральной в спектакле - благодаря силе таланта, опыта, мастерства и настоящего актёрского переживания.
Режиссерский профессионализм (притом весьма высокой пробы!) очевиден и бесспорен. Об этом свидетельствуют владение формой, культура постановки, интересное и разнообразное мизансценирование, внимание к острым, выразительным приёмам и деталям, четкая выстроенность внешних линий актерского взаимодействия. Все это заявлено с порога представления. Экспозиция спектакля - диалог Глафиры Фирсовны (засл. арт. России М.Русакова) и Михеевны (арт. А.Краснопольская) поставлен режиссёром в виде исполнения пронзительно-драматичной народной песни, постоянно прерываемой пересудами певуний-собеседниц о событиях в доме Юлии Тугиной. Использование ближнего и дальнего планов в решении сценического пространства спектакля (свободного, открытого, лишенного даже намека на «островский» бытовизм) у Слюсаренко весьма эффектно: герои не уходят со сцены, а удаляются в глубь её, становясь немыми свидетелями последующих событий.
Та же многоплановость заметна и в сцене на катке (о том, что режиссер весьма успешно поставил на ролики наших артистов, кажется, знают уже все белгородские театралы) - между катающимися завязываются, развиваются и развязываются параллельные основной линии действия сюжеты и отношения.
Световая партитура спектакля завораживает зрителя: сцена то погружается во мрак, то залита ровным ярким огнём, то предстает в мерцании прихотливо переливающихся лучей, а то вдруг на заднике рисуются лирические картины старого сада.
В костюмах прослеживается и символика цвета, и акцент на личностных качествах героев, причем в несколько гротескном выражении. Скажем, наряд Юлии Тугиной, выдержанный в тёмно-зелёном, говорит о надеждах молодой вдовы, головной убор, имитирующий монашеский платок, сообщает о праведности помыслов героини, а широкий кринолин компенсирует телесную хрупкость актрис, играющих роль состоятельной купчихи. Красный цвет костюмов Дульчина, естественно, подчеркивает страстность его натуры, молодцеватая бобровая шапка и воротник намекают на уровень притязаний господина, играющего в большого, блестящего барина, а несколько куцеватый покрой пальто - на его финансовые возможности. Благородные, спокойные тона одежды Флора Прибыткова (лилово-фиолетовые) и Глафиры Фирсовны (глубоко-синие) рассказывают о мудрости и жизненном опыте персонажей. Экстравагантные туалеты Лавра Прибыткова и его дочери Ирень рисуют натуры эксцентричные и претенциозные.
...В спектакле есть многое, что радует зрительский глаз, заставляет ахать от неожиданности постановочных решений, зачаровывает алхимически-просчитанной формулой полета режиссерской фантазии. Словом, вторая часть сформулированного А.Слюсаренко режиссерского кредо подтверждается полностью. Впрочем, как и первая - «взволнованного художника» в спектакле «Последняя жертва», действительно, нет. Этому можно радоваться, об этом можно сожалеть - факт остается фактом. Кажется, что в изобретательно сконструированный, чётко отлаженный, до мелочей выверенный механизм спектакля режиссёр забыл вложить одну-единственную мелочь - собственную душу.
Сниженность эмоционального градуса спектакля, отсутствие ясно сформулированной режиссерской сверхзадачи мешают нащупать сегодняшние болевые точки пьесы, прочувствовать актуальное звучание ее конфликта, осознать современность характеров Островского. Можно бесконечно наслаждаться острой характерностью исполнения роли Михеевны А.Краснопольской, метко подмечать чертиков в глазах и усталость в ногах у Глафиры Фирсовны М.Русаковой, от души потешаться над ужимками и прыжками Луки Д.Новикова, с удовольствием иронизировать по поводу «англичанских» амбиций Лавра Прибыткова И.Нарожнего, но хотелось бы увидеть за внешними проявлениями характеров внутреннюю историю героев. Но этого шанса режиссёр зрителю не даёт.
Как не даёт и шанса выломиться из некой заданности, запрограммированности и иным «центровым» исполнителям. В.Бгавин в роли Дульчина красив до помрачения рассудка особо впечатлительных зрительниц. И надо сказать, его лениво-снисходительная улыбка весьма уместна в сцене, когда Юлия одаривает Дульчина милыми безделушками. Так же, как объяснима горько-искривлённая усмешка в объяснении с Ирень. И оправданна циничная интонация в намерениях по отношению к Пивокуровой. И только одна, но самая важная сцена «стреляет» у В.Бгавина вхолостую - покаяние у Юлии. Сакраментальное «не верю» так и просится на язык, ибо логика развития характера Дульчина в спектакле никак не предусматривает такой кунштюк.
На роли Юлии Тугиной и Ирень Прибытковой режиссер выбрал двух актрис, играющих обе роли попеременно, - О.Бгавину и Н.Пахоменко. Образ Ирень каждая из них решила яркими, выразительными средствами. С Юлией же получилось сложнее - ибо игра на приёмах здесь не проходит. О.Бгавина рисует Юлию натурой простой, наивной, чистой, хотя и не лишенной природной весёлости и очаровательного женского кокетства. Порой кажется, что актриса изящно скользит по поверхности, не вторгаясь в глубину характера Юлии, а лишь обозначая его черты. От этого наиболее драматические сцены (падение на колени перед Прибытковым, последнее объяснение с Дульчиным) страдают неестественностью, психологическими пустотами.
Актрисе Н.Пахоменко, наоборот, удаётся наполнить роль эмоциональным содержанием, быть убедительной и в трогательной заботе Тугиной о любимом, и в гордом отрицании помощи Прибыткова, и в крушении мира её чувств и надежд. Однако развития образа Юлии, динамики ее внутренней трагической истории в спектакле не происходит. И ответы на резонные зрительские вопросы - оценила ли Юлия благородство Прибыткова, почему согласилась выйти за него замуж, каково было ей «вырвать» из сердца Дульчина и смогла ли она это сделать - остаются без ответов. Впрочем, публике не дают ни вволю поплакать (жанр «Последней жертвы» обозначен как мелодрама) над злоключениями героини, ни пустить слезу умиления, узнав что судьба ее счастливо (счастливо ли?) устроена. В заданном темпоритме действия, в калейдоскопической скорости смены картин, в эффектном сценическом обрамлении, увы, зрительское сопереживание не предусмотрено.
Пожалуй, только народному артисту России Н.Чернышу в роли Флора Федулыча Прибыткова удается по-настоящему затронуть нерв зала - не только мастерски точной игрой, но и живым, открытым чувством. Актер рисует образ исторически и социально масштабный, по-человечески интересный, по-мужски обаятельный. Н.Черныш даёт почувствовать, что в матером дельце обитает душа благородная и нежная. Каждая сцена Прибыткова с Тугиной в исполнении артиста окрашена особой интонацией, история отношения героя к этой женщине рисуется выразительными штрихами, тонкими и точными психологическими деталями. Каков подтекст взглядов, мимики, жестов, движений у Н.Черныша: оценивающе смотрит на Юлию в ее доме, бросается поднять её с колен, задыхается от нахлынувших чувств и точно расправляет крылья после поцелуя, что «дорогого стоит», мечется, не находя места, чтобы расстроить брак Тугиной с Дульчиным, спокойно и уверенно стоит подле невесты в последней сцене, готовый ее защитить, уберечь, подхватить на руки. Роль Прибыткова в исполнении Черныша, пожалуй, становится центральной в спектакле - благодаря силе таланта, опыта, мастерства и настоящего актёрского переживания.
Именно переживания не хватило мне в спектакле «Последняя жертва». Переживания, без которого немыслим Островский и русский театр. Переживания, которое заставляет воскрешать в памяти не эффектные театральные подробности спектакля, а живые, психологические подробности сценического существования персонажей. Что ж, художник оказался не взволнованным. Жаль. А к профессионалу претензий нет. Или почти нет...
Наталья ПОЧЕРНИНА.
Газета "Смена".
Наталья ПОЧЕРНИНА.
Газета "Смена".
08.10.2004, 1691 просмотр.
