Роковая любовь Катерины Измайловой

Русская мистерия или русский триллер?

Белгородский академический драматический театр им. М. Щепкина, отпраздновав свой 85-летний юбилей, открыл новый сезон спектаклем «Катерина Измайлова». Премьера совпала со 190-летием со дня рождения классика русской литературы Николая Семёновича Лескова, автора очерка-повести «Леди Макбет Мценского уезда».

Вариации на тему Лескова

Эта постановка – первый опыт сотрудничества щепкинцев и молодого режиссёра Алексея Доронина, предложившего свою инсценировку лесковского очерка. Постановщик выступил сразу в нескольких ипостасях: сценографа, художника по костюмам и автора музыкального оформления спектакля.

Адаптировать прозаическое произведение для сцены – труд не из лёгких. Удачи и находки на этом пути случаются нечасто. А потери, к сожалению, неизбежны – драматургия и эпос существуют по разным законам.

Интерпретаций Лескова на российских подмостках немало. Одну из них белгородцы видели на сцене БГАДТ в 2019 году. На Щепкинском фестивале театр из Владимира показал необычную версию – пластическую драму «Леди Макбет Мценского уезда».

В поисках новых смыслов и форм режиссёрская фантазия устремляется в туманные дали. Для кого-то криминальная история купеческой жены Катерины Измайловой вписывается в формат русского триллера. Для Алексея Доронина – это русская мистерия. Так интригующе он определил жанр своей новой постановки.

Современные режиссёры далеко не всегда трепетно относятся к литературной основе спектакля. Но зрителю, воспитанному на любви к классике, традиционному театру, сложно с этим согласиться.

Алексей Доронин обошёлся без формулировки «по мотивам», дающей некоторую свободу действий. Но при этом он не стремится во всём «сверять часы» с автором.

Завещание классика

Вспоминается история с постановкой в Большом театре оперы Дмитрия Шостаковича «Катерина Измайлова» в 2016 году. Когда у вдовы композитора попросили разрешения внести в партитуру некоторые изменения, она показала его завещание: ни одной ноты, ни одного слова сокращать нельзя. «И этот запрет я воспринял как знак: пусть будет так, как оно есть», – согласился режиссёр Римас Туминас.

Николай Лесков подобного завещания не оставил. Но известно, что писатель болезненно, до сердечного приступа, воспринимал вмешательство в свой творческий процесс.

Алексей Доронин придерживается фабулы очерка, но при этом вводит в постановку персонажей, отдельные эпизоды, детали, пытаясь подогнать бытовую повесть под каноны религиозной драмы. Как отнёсся бы к этому Лесков – вот в чём вопрос.

Райский сад «за кадром»

В роли главной героини Катерины Измайловой, сложной и психологически, и физически, в спектакле занята Вероника Васильева. Инсценировщик предлагает трактовку образа, несколько отличную от авторской.

Первая сцена – отъезд мужа, Зиновия Борисовича (засл. арт. РФ Виталий Бгавин) – поставлена как перекличка с «Грозой» Островского. И сразу же «всегда покорная» Катерина предстаёт строптивой невесткой, вступающей в потасовку со злобным свёкром Борисом Тимофеевичем (засл. арт. РФ Иван Кириллов).

Классическую русскую литературу XIX века отличает сдержанность в описании чувственной стороны отношений мужчины и женщины. Но в спектакле сцена первой близости Катерины с приказчиком Сергеем (Игорь Ткачёв) провокационно откровенна: обнажёнка, буйство плоти – в духе новомодных столичных веяний.

К сожалению, любовь Катерины осталась «за кадром». Райский сад, цветущая яблоня, лунный свет, соловьиные трели, так лирично описанные Лесковым, – всему этому не нашлось места в спектакле. Если следовать режиссёрской логике, героиня совершала страшные преступления ради плотских утех.

Катерина полюбила впервые – страстно, одержимо, до самозабвения. Она готова пойти за своего избранника «в огонь, в воду, в темницу и на крест». Вот только её Сергеем движет не чувство, а расчёт. Игорю Ткачёву удался образ соблазнителя, способного на обман и предательство. Купчиха Измайлова – удобный случай для приказчика (в программке – дворовой) подняться из своего «ничтожного состояния».

После отравления свёкра – почему-то не «грибками», а водкой – героиня глушит спиртное из огромной бутыли. Видимо, иные способы передать её душевное состояние кажутся режиссёру не столь выразительными. Ещё одна «придумка»: в сцене убийства мужа вместо подсвечника постановщик вкладывает в руки Катерине – топор. «Тонкий» намёк на Раскольникова? При этом Алексей Доронин говорит о своём стремлении «сохранить некую театральную изящность» в спектакле.

«Было вымысла в избытке»

С героиней Вероники Васильевой связаны придуманные инсценировщиком персонажи, загадочно названные «соглядатаями», они же «альтер-эго» Катерины. Пять актрис в чёрных нарядах и цилиндрах никак не ассоциируются с демонами, искушающими купеческую жену, – скорее с «красотками кабаре». Но «кордебалет» вполне справляется с функцией «оживляжа». А публика получает возможность отвлечься от мрачного антуража на сцене. Гнетущая атмосфера купеческого дома Измайловых физически ощутима: чёрный задник, грубый стол, мутные окна, не пропускающие свет. Ни икон, ни лампад.

Эпизод с кухаркой (Юлия Волкова), над которой куражатся работники Измайловых, поставлен в жёстком ключе. Аксинья бьётся, запутавшись в верёвках. Аллегория женской судьбы? Со сцены изгоняется даже тень лесковской шутки.

Алексей Доронин вводит в спектакль персонаж, которого нет в повести, – Сеньку, блаженного (Дмитрий Евграфов). Возможно, противопоставляя его «жестоким нравам» Мценского уезда. Но это уже «из другой оперы».

Есть в спектакле немая роль, воплощающая мистическое начало, – Кот (Андрей Манохин). Во фраке и цилиндре, с «накладными» бедрами, в перчатках морковного цвета и с поломанным дырявым зонтом, он похож на опереточный персонаж. В повести кот-привидение является Катерине всего дважды в полусне – и каждый раз это связано с убийством. В спектакле он бесконечно извивается на сцене, отвлекая внимание зрителей на себя. Вряд ли это дьявол, как полагает режиссёр, – скорее отражение совести героини.

Дорога в ад

Путь на каторгу становится для Катерины Измайловой дорогой в ад. В финальных сценах Веронике Васильевой удаётся вызвать сочувствие к своей героине, униженной и преданной тем, ради кого она нарушила библейские заповеди.

В очерке Лескова повествование обрывается на высокой трагедийной ноте: в свинцовых водах Волги погибают Катерина и её соперница. Но инсценировщик снижает накал финала, дописывая назидательный эпилог – с утопленницей Сонеткой (Валерия Ерошенко), которую арестант Сергей волочит за ноги. Богоматерь (Нина Кранцевич), появляющаяся в спектакле по воле постановщика, отворачивается от Катерины – ведь она ушла из этого мира нераскаявшейся грешницей.

И всё же прислушаемся к Лескову: «… её следует пожалеть, как существо, оттерпевшее свою муку».

«Тьмою здесь всё занавешено»

Алексей Доронин был прав, отметив в одном из своих интервью, что постановка «требует … от зрителя усидчивости как минимум». Спектакль длится больше трёх часов. И всё это время сцену окутывает плотный дым. В густых клубах и полумраке временами сложно разглядеть происходящее.

В постановке множество символов. Одни из них прозрачны, другие остаются неразгаданными. Спектакль местами превращается в головоломку для зрителя.

Музыкальное сопровождение, составленное из произведений фолк- и рок-исполнителей, по-своему интересно, но гармоничного слияния с лесковской историей, как показалось, не произошло.

Действующие лица курят на сцене, хотя в повести Лескова об этом нет ни слова. Трудно понять, какие штрихи к портрету персонажей это добавляет. А между тем запах табака ощущается в партере.

«Кто начал злом, тот и погрязнет в нём» – предсказание, прозвучавшее в трагедии Шекспира «Макбет», находит подтверждение в истории героини Лескова и воспринимается как предостережение XXI веку. Об этом – новый спектакль БГАДТ им. М. Щепкина.

Элла Габриэлова,
«Белгородская правда», 25 ноября, №47