«И мальчики кровавые в глазах...»

Белгородский государственный академический драматический театр имени М.С. Щепкина. У. Шекспир. «Гамлет». Режиссура и художественное оформление — народный артист России Валерий Белякович.

Сотрудничество Валерия Беляковича с БГАДТ имени М.С. Щепкина началось с постановки в 2011 году спектакля «Куклы», ставшего безусловным «хитом» последних сезонов театра. Выстраданный, очень личный и очень личностный манифест Беляковича, страстная авторская проповедь в пользу живого, чувственного, одушевлённого театра оказалась близка и понятна щепкинцам, последовательно отстаивающим в своих спектаклях «человеческое в человеке». «Театральный роман» режиссёра и белгородской труппы продолжился спектаклем «На дне» (2013 г.), а вторая половина минувшего, 78-го сезона Белгородской «драмы», подарила новую встречу с мастером, поставившим за месяц два спектакля - «Гамлет» У. Шекспира и «Мирандолина» К. Гольдони.

…«Гамлет» в творческой судьбе Валерия Беляковича — спектакль знаковый. Тридцать лет назад театральная Москва была потрясена явлением Гамлета Виктора Авилова и накалом трагических страстей в его поединке с Клавдием в исполнении самого Беляковича. Тот легендарный спектакль Московского театра на Юго-Западе ведущим советским шекспироведом Александром Аникстом был назван «Гамлетом, заново открытым», а британской газетой «Гардиан» - «самым запоминающимся Гамлетом, какого нам только приходилось видеть». Ему аплодировала фестивальная публика Эдинбурга и Глазго в Великобритании, финского Тампере  и американской Омахи, его увидели зрители Японии и Южной Кореи... Спустя 20 лет Валерий Белякович ставит новую версию «Гамлета» на Юго-Западе с другим актёрским составом, а позже выпускает спектакль в двух японских театрах - «Арт-Сфера» в Токио и «Пикколо» в Амагасаки.

И вот казалось бы... Для чего Беляковичу в который раз входить в одну и ту же реку, зачем снова и снова «оживлять» трагический сюжет о принце Датском, что самого мастера не перестаёт волновать в истории гибели царственной династии Эльсинора? Возможно, это объясняет в какой-то мере щепкинский «Гамлет», премьера которого состоялась в разгар драматических событий, разворачивающихся в непосредственной близости от Белгорода. Лишённый прямых политических аналогий (таковые неизбежно стали бы безвкусной и безнравственной грубостью), спектакль Беляковича словно впитал в себя тревожную атмосферу современности, и напряжённый, пульсирующий ритм сегодняшнего дня заставил звучать шекспировский текст порой чуть ли не публицистично, а порой — в интонациях трагической притчи. Не эта ли зависимость театра от того, что происходит именно здесь и именно сейчас, будоражит и заставляет режиссёра обращаться к вроде бы уже пройденному, открывать заново казавшееся давно открытым, воплощать вечный сюжет в неожиданных красках, которые диктуют дух времени и неповторимость актёрских индивидуальностей?

Белгородский «Гамлет» очень молод: совсем ещё юны «дети», в расцвете лет и сил «отцы», и столкновение их жизненных энергий придаёт спектаклю острый нерв и трагизм. «Дания-тюрьма» выстроена её новым правителем как хорошо сработанный механизм. В пространстве замка, огороженном частоколом тринадцати зловеще поблёскивающих металлом колонн, в холодной мистической синеве, которую скоро обагрят кровавые зарницы (игра света в спектакле потрясает напряженным драматизмом), жизнь подчинена эффектным ритуалам, заключена в чёткие геометрические фигуры выходов двора, зажата в тиски жёсткого, несменяемого ритма скрежещущей церемониальной музыки. И даже поцелуй страстно влюблённых друг в друга короля и королевы — отнюдь не милование двух голубков, а скорее постукивание клювами двух хищных птиц. Власть... Она должна внушать сакральный страх, иначе она не власть...    

В душной атмосфере Эльсинора задыхается Гамлет. В исполнении Дмитрия Беседы — это красивый, тонкий, нервный «рассерженный молодой человек», совершенно по-подростковому мучительно переживающий материнское предательство памяти покойного отца и общий разлад с жизнью. Пытаясь отстраниться от лицемерия и несправедливости, он поначалу выбирает путь юродивого. Скрывающий лицо от окружающего ужаса капюшон — пока только шутовской колпак, которому суждено будет обратиться затем колпаком грешника и палача. Встреча с Призраком и открытая им тайна станет для Гамлета подтверждением его избранности роком. С полным пониманием своей обречённости и с юношеской горячностью, без колебаний он ринется исполнять священный долг мести, режиссировать ход событий задуманной им пьесы, остановившись ненадолго лишь перед неотвратимостью трагического финала в хрестоматийном монологе  «Быть или не быть...». Дмитрий Беседа, кажется, работает на пределе эмоциональных сил — яростно и пронзительно, являя убедительный образ не тридцатилетнего рефлексирующего философа, а университетского студента, юношу-максималиста, готового гибнуть безупречно «за убежденье, за любовь...»

Образ Гамлета в спектакле Беляковича, точно в зеркальной комнате, отражается, множится и трансформируется в образах других героев. Вот и Лаэрт мается тягостной несвободой и по-мальчишески спешно из мрачного Эльсинора сбегает во Францию. Артист Антон Блискунов рисует образ живой и обаятельный: как искренен Лаэрт в братской любви к Офелии, как дурашливы и милы его ребячества с сестрой, как безмерно и глубоко горе от потери родных! Он решителен, смел, горяч - так же, как Гамлет. Так же, как Гамлет он рвёт все связи с привычным миром. И так же, как Гамлет к исполнению долга ведόм волей Призрака, так и Лаэртом «дирижирует» Клавдий, направляя его к осуществлению мести. Поединок друзей детства зачаровывает красотой их парного полёта в смертельном танце и больно ранит неизбежностью гибели обоих.

Здесь и Офелия вопреки традиционной интерпретации не послушная смиренница, не акварельно нежная нимфа... На контрасте с внешностью дебютантки щепкинского сезона, тонкой красавицы, точно сошедшей со средневековой миниатюры, Оксаны Катанской, это девочка с характером, дерзко парирующая наставления отца и предостережения брата, смело открытая своему чувству. Режиссёр отводит от своей Офелии грех невольного предательства Гамлета — юные влюблённые в спектакле искусно морочат голову королевскому двору мнимым сумасшествием принца, подсказывая и  передавая друг другу реплики знаменитого диалога. Но убийство любимым родного человека, что делало сильнее шекспировскую Джульетту, ломает шекспировскую Офелию, рушит её мир… Оксана Катанская в сцене сумасшествия героини бьётся и мечется, словно раненая птица, взмахивая длинными рукавами платья, как подбитыми крылами. Однако это не тихое, блаженное безумие несчастной девушки, это безумие, которое меняет её природу, превращает в ведьму, призывает демонов, завладевающих её душой и ведущих к погибели. Пугающее тайной соприкосновения с иным миром перевоплощение Офелии сыграно молодой актрисой  с потрясающей силой достоверности. И снова в спектакле возникает параллель с Гамлетом: не так ли он, имитируя сумасшествие, вызывает к жизни сущности, влекущие его к трагическому финалу? 

Призрак отца Гамлета в исполнении заслуженного артиста России Ивана Кириллова внушает мистический ужас. Статный, величавый, убелённый благородными сединами, старый король словно явился из древних скандинавских саг, он прекрасен и страшен одновременно архаикой своего образа. Неупокоенный дух, взывая Гамлета к мести, говорит с ним властно, подчиняет магнетическими движениями рук. Он постоянно участвует в событиях спектакля - то зловеще бродит в глубине сцены, то комично, из-за плеча Полония, заглядывает в письмо сына, то, сняв маску одного из бродячих актёров, мстительно улыбается в зал, то жутко хохочет в сцене разговора Гамлета с Гертрудой, то участливо принимает в мир мёртвых очередного пришельца. И эта двойственность сценического портрета Призрака придаёт истории принца неоднозначный характер: всегда ли «наши мёртвые» указывают нам верный путь, и может ли отец послать сына на верную гибель, чтобы не смертию смерть попрать, а умножить число скорбей в мире?

Случайная жертва Гамлетовой мести — Полоний в исполнении заслуженного артиста России Виталия Бгавина — характер едва ли не самый по-человечески понятный среди одержимых страстями героев и антигероев спектакля. Да, он лукавый царедворец, изощрённо владеющий искусством плетения словесных кружев и дворцовой интриги, но комические фальстафовские краски, бытовые эпикурейские интонации, которые привносит артист в рисунок роли, иронично оттеняют трагический пафос венценосных особ и делают Полония отчасти симпатичным. Показательны поучения опытного политикана сыну и дочери: с Лаэртом он мягко снисходителен, напирая на практическую выгоду, с Офелией — подчёркнуто строг, обращаясь к морализаторскому тону... Но в искренности отцовской заботы и любви к обоим чадам Полонию Виталия Бгавина, эдакому эльсинорскому Фамусову, защищающему свой привычный миропорядок, невозможно усомниться! Тем нелепее и несправедливее воспринимается его смерть, положившая начало цепи фатальных событий. 

Красива и величава, словно героиня античной трагедии, Гертруда в исполнении Эвелины Ткачёвой. Молодая мать взрослого сына, она разрывается между любовью к Гамлету и Клавдию, и любой выбор в противоборстве этих чувств для неё смертелен. В сцене  объяснения с Гамлетом актриса играет сложную градацию эмоций Гертруды: от «статной царственности» - к испугу, страху, стыду, отчаянию... Пронзителен момент, когда королева, прижав к себе своё дитя, не вполне понимая смысла его речей, как бы пытается укрыть принца от надвигающейся беды, защитить кажущийся ей больным разум от мучительных кошмаров, укачать и убаюкать в материнских руках. Смерть Гертруды становится в спектакле завораживающим прощальным танцем грешной, но трагически прекрасной королевы.

Неожиданно молодой Клавдий в исполнении Игоря Ткачёва в спектакле Беляковича не просто антагонист Гамлета и классический «верховный злодей». Здесь всё сложнее и трагичнее. Циничный прагматик, Клавдий прогнул мир под себя, выстроил эффективную модель управления государством, сумел договориться с внешним врагом... У этого «мускулистого лидера» впереди вся жизнь, которую он просчитал до мельчайших деталей, он уверен в себе, упивается царственным величием и даже чуточку по-юношески захлёбывается от восторга обладания Данией и королевой... И вдруг какой-то сумасшедший, упрямый мальчишка норовит разрушить его тщательно спланированное счастье! «Я не люблю его», - Игорь Ткачёв произносит слова короля сквозь зубы, ударяя каждое, словно забивая «в колодки этот ужас, гуляющий на воле», каким стал для Клавдия Гамлет. Но «когтистый зверь, скребущий сердце, совесть» уже не отпустит жертву, и в монологе «Удушлив смрад злодейства моего...» Клавдий обнажает свою мятущуюся душу, оказывается терзаемым проклятыми гамлетовскими дилеммами. Амплитуду противоборствующих чувств шекспировского Каина, спорящего с собой, голосом совести и самими небесами, признающегося в страшном грехе и остающегося твёрдым в нём, страшащегося высшего суда, но надеющегося, что «всё поправимо», Игорь Ткачёв проживает мощно и страстно, открыто обращаясь в исповеди грешника к зрительному залу, бросая ему неудобные вопросы о допустимости преступления ради достижения цели.

… Но ничего поправить в Датском королевстве уже нельзя. Маховик зла, единожды запущенный, набирает обороты, подминая под себя всё новые и новые жертвы. Переступив через кровь, – осознанно, как Клавдий, или по роковой ошибке сначала, а потом с холодным расчётом, как Гамлет, убирающий со своего пути парочку попугаев-неразлучников, королевских честолюбивых марионеток Розенкранца (Николай Ильдиряков) и Гильденстерна (Александр Белояров), — приговаривают себя к смерти. И обрекают на гибель королевство. Приход Фортинбраса в спектакле Беляковича закономерен и неотвратим. Красивый рослый викинг, явившийся с сурового севера «поправить» политическое и военное фиаско своего отца, в исполнении Антона Ермака олицетворяет возмездие за организованный правящей элитой Дании хаос. «На этот край есть право у меня» - решительно заявляет норвежский принц, и резкий свет, бьющий из жерла поднятых сильными руками чужеземцев колонн, обращает свою слепящую мощь на зрительный зал...

В этом ярком свете «всё явственней, всё резче» трагедия Эльсинора в спектакле Беляковича обретает масштабы вечной трагедии человечества, оставляя долгое горькое послевкусие и вопросы, вопросы, вопросы... Есть ли у человека право решать «быть или не быть»? И если «быть», вступить в противоборство со злом, то возможно ли остаться чистым или ты обречён умножать зло против своей воли? Своей ли волей мы движимы, когда отваживаемся действовать, или подвластны воле неведомого режиссёра? Режиссёр Валерий Белякович однозначных ответов в «Гамлете» (как, впрочем, и в других спектаклях) не даёт. И только «мальчики кровавые» с пронзительной печалью застывают в глазах зрителя. Красивые и смелые, они отправляются убивать друг друга за грехи отцов, оставляя сестёр и невест сходить с ума от горя, заставляя матерей испить горечь вина, отравленного виной... И так из века в век... И кажется, неведомый режиссёр уже не в силах изменить ход событий...